Тяжело рабочим в офисе. Ежедневно прозябать в маленьких конторках, разминаясь только по дороге к водопою и за очередной дозой кофе. Сидеть с головой в бумажках, цифрах, отчетах и торчать на работе сверхурочно чуть ли не каждый день. Тяжело медикам. Каждую смену на ногах, по двенадцать часов, да еще и с нервными ситуациями. Постоянное напряжение, стрессы, недосыпание. Тяжело, наверное, и домохозяйкам. Вставать с утра пораньше, готовить завтрак на всю семью, будить и собирать всех. Тяжело убираться в доме, весь день стирать, гладить, снова готовить и встречать каждого доброй улыбкой и готовностью выслушать. Да. Определенно, много кому тяжело приходится.
Рубеус потянулся на диване и газета сползла с его носа. Обнаружилось, что за окнами давно густая и непроглядная ночь. Где-то в доме часы отбили энное количество раз (кто считает?) и снова все стихло. Под дверями гуляли сквозняки, шурша краешками обоев и катая пыль. Юноша аккуратно взял за краешек газету и приподнял ее. Заголовки бульварной прессы пестрили вторжениями пришельцев, годзиллы и нижним бельем знаменитостей. День как день. Рубеус чихнул и приподнялся на локте. Вот так дела? Заснул прямо на этой софе посреди комнаты. Какой-то комнаты, не для чего толком пока не предназначенной, с сиротливым хребтом этого кривого дивана в алой обшивке. Так и простудится не долго. Поежившись, юноша сел и снова потянулся. Постепенно особняк приобретал обжитой вид, снабжаясь незаметными со стороны мелочами, просто необходимыми для жизни. Каждый из семьи мог позволить себе брать то, что им нужно, не спрашивая у местных. И никаких заметок в газетах, шумихи, или наряда полиции под дверью. Единственное что беспокоило - строители. Они там вообще все деньги внезапно потеряли? Что за заморозка стройки перед летом? Самый сезон! Правда, несколько раз приезжал товарищ с нивелиром. Шатался по лужайке, смотрел в свою замудреную оранжевую штуку, прикладывал палец, расставлял линейки. Битый час кружил по газону. Потом приехал уже с проектировщиком. Расстилали на траве планы, тыкали в них пальцами, размахивали руками. Рубеус на всякий случай придумал, что если кто-то решится зайти в особняк, то его можно будет хорошенько пугнуть и выставить, но никто так и не зашел. Геодезист приезжал еще пару раз. Снова мерил. Кажется, деньги действительно закончились внезапно на стадии планов. И то ладно. Особняком никто не интересовался, недаром он охранялся какими-то бравыми типами вневедомственной организации, которые, впрочем, тоже не беспокоили загадочных жильцов. Одно плохо. Свет ночью зажигать толком нельзя. Впрочем, от мрачных коридоров родного Немезиса, домик мало отличался, так что и это смогли перебороть. Света ночного города и фонарей в больших, завешенных пленкой окнах достаточно чтобы находить направление в тихих коридорах. Мягкими легкими шагами Рубеус пересек комнату, спустился по лестнице на первый этаж, по дороге ухватив с столика булочку с якисобой. Странное по своим калорийным и вкусовым качествам блюдо японцев, но деваться особо некуда. Еда? Да, булочки с дынным вкусом, дынная газировка, лапша, прочий "мусор" для желудка, спокойно лежали на столе в том месте, что могло бы назваться кухней. С электричеством проблемы, и похитить генератор и холодильник в придачу никто не догадался, да и высшие господа могли себе позволить ходить по гостям да ресторанам. Рубеус мог позволить себе ходить в прачечную. Просто потому, что к налету светской жизни на своем образе относился прохладно. Работает? Рационально? Вот и прекрасно, чего лишний раз хвост распускать? Возможно, по тем же причинам его личный гардероб не заполнился новыми модными шмотками. Узкими джинсами. Узкими куртками. Белыми маечками. Широкими шарфами. Темными очками. Только представить себя в этом. Кошмар. Дожевывая булочку, Рубеус включил воду в ванной и уселся в нее, намереваясь погреться как следует, чтобы не заболеть. Когда вот тепленькая водичка покрывает ножки, и еще пожевать есть чего, это просто здорово, скажу я вам. Крупные ароматические свечи вспыхнули по краям ванной. Запахло лавандой и ванилью. Выбрав наугад один из пузырьков, толпящихся на полу, юноша прищурился, силясь прочитать мелкие буквы. О, Изумруд не очень разозлится, правда? Добавив в воду всего понемногу из каждой бутыли, Рубеус смотрел, как весело скачут ароматные розовые пузырьки из-под падающей воды. Славно. Еще бы закусить взять. Поесть. Еда. Столик. Булочки. Поесть в горячей ванной. Каким-то чудесным образом это стало мыслью номер один, и веселенькая пена больше так не радовала. Окончательно разозлившись, юноша всё же сделал надо собой усилие, поднялся, отключил воду, наскоро протерся большим поленцем и потопал за едой, обмотавшись тем же самым полотенцем.

Конечно, пока наскоро обтираешься полотенцем в теплой ванной, да когда стоишь себе на лохматом коврике, идея пробежать в одном куске ткани несколько пролетов лестницы и парочку коридоров кажется вполне себе вменяемой и легко осуществимой. В самом деле, а что такого? Пару минут. Туда и обратно. Но стоит только босым стопам коснутся холодного пола, становится ясно: впереди бесконечная полоса препятствий. Перепрыгивай через сквозняки, пытайся не пнуть косяк в темноте, а лучше всего - вернись назад. Так и нужно было поступить. Разумеется, Рубеус не страж этому дому и плевать хотел на то, кто тут шатается по ночам. Только вот в ответ на отличную идею отступить, юноша упрямо поджал губы и уверенно направился в  темноту, преодолевать сокрытые трудности по пути к ночным булочкам. Порядком продрогнув, возненавидев этот несправедливый мир, он оказался в конечной точке своего путешествия, когда нечто налетело на него из серой домашней темноты, угрожая зловещим оружием. Есть какие полезные советы в такой ситуации? Никто не знает? Может, стоит там глубоко вдохнуть, представить поле с бегущими по нему щенками? Небольшой коллективный совет не помешал бы. Ситуация то нестандартная. Два бродяги дерутся за кусок булки и лапшу в заброшенном особняке. Вызывайте регулярные войска и службу зачистки, скоро тут будет воронка.
Раздраженно цыкнув, Рубеус перехватил свободной рукой направленную на горло вилку. Закругленные зубчики мягкого пластика скользнули по ладони, когда пальцы сомкнулись железной хваткой вокруг запястья нападающего, выкручивая и сжимая кисть вместе с зажатым оружием. Смелый местный бродяжка выбрал для нападения лучший вариант, куда уж тут. Схватил бы стол, да шарахнул им из темноты. Ну, или, на худой конец, деревянные палочки для еды. Ими зарезать так же не просто, как и вилкой, но затыкать вполне можно, если подойти к процессу со знанием дела. Дальше оставалось решить, что делать с вторженцем. Сжечь или просто свернуть шею? Может, в начале поиграть? Решив отложить этот животрепещущий вопрос на следующие несколько секунд, юноша, не выпуская руки обидчика, развернулся и со всей страстью и инерцией отправил легонького бродягу в угол. Мебели в доме толком не было, потому рассчитывать на шикарные виды и ломание деревяшек не приходилось. Выпрямившись, Рубеус повел плечом, с неудовольствием отмечая растяжение мышц или же вывих. Мало тренировок. Разумеется, единственная его одежда, узкое длинное полотенце с сердечками, упало, повиснув на лодыжках. Ой, беда. Так и упасть недолго! Поджав губы, он попытался водрузить его на место, скатывая и заворачивая кончики и так, и эдак, лишь бы не падало.
- Не нападай, я морально не готов ко второму раунду вилочного восстания. - Сквозь зубы процедил юноша, завершив свой ритуал одевания. - Чего тебе здесь нужно? Только не говори мне, что ты из этих ужасных "агентов" и сейчас начнешь продавать мне вакуумный пылесос, гель для душа и подписку на издания Ризед Джойнест.
На секунду он представив себе, что было бы, если бы его нашли утром. Голым. Заколотым вилкой. Чего было бы больше? Истеричного хохота или горя? Ну и, если уж быть честным, убивать бродягу не хотелось. Прикасаться потом к трупу? Ой, нет. А запах, наверное, будет висеть неделями.

Безумный, безумный мир. Такой безумный, что уже перестаешь чему-либо удивляться. Ввалившийся в дом ночной гость оказался женщиной. В сыром промозглом свете фонарей, что врывались в неплотно прикрытые и заколоченные окна с улицы, незнакомка выглядела жутко и даже опасно. Проехала машина, и каждая щелочка ставень мигнула неровными бликами, пробежав по пустым комнатам, взвизгнули тормоза и транспорт свернул с улицы, оставив похожий на склеп дом наедине со своими мыслями. Статичный момент прочно укрепился во времени, зависнув. Никто из них не двигался, ожидая, пока свет фар не оставит их наедине.
Рубеус сморгнул, оценив угрожающую позу незнакомки и ее опасную ловкость и скорость. Успеет ли он отреагировать в другой раз? Знание традиций мира подсказывало, что обычные нормальные люди не ходят по ночам в поисках мечей. Юноша гневно поджал губы и опасливо ухватился за верхний край полотенца.
- Кто, он, где! - Без вопросительных интонаций вскрикнул он, на всякий случай отставляя одну ногу назад и становясь в пол-оборота. - Что еще за требования? О, или ты реально меч ищешь?..
      Рубеус смерил фигуру девушки взглядом. Кажется, она не шутила и действительно искала свой меч. Поджав замерзающие пальцы на ногах, юноша поежился от сквозняка. Покачал головой и вопросительно указал головой на обломок вилки с видом "чем тебе это не меч". Конечно, он догадывался, что подобным образом ночного воришку не утихомирить.
- Расслабься. - Вновь поведя плечом, пробурчал Рубеус, порядком продрогнув. - Сама видела, никаких предметов у меня нет и быть не может. Если думаешь, что я могу знать об этом, будь добра, дай чуть больше информации. Но пока я даже не знаю, о чем речь. Не видел ничего такого.
Ему уже хотелось вернуться в теплую ванную, если она еще не остыла, но гость пока требовал особого внимания.
- И я несколько занят, видишь ли. Если хочешь просто говорить, пошли говорить в ванную, а если подраться решила - начинай. - Уже раздраженно бросил Рубеус, надеясь закончить эту неудобную сцену как можно скорее.

О чем болтает эта странная девушка и чего толком от него хочет, Рубеус не желал понимать. Он продрог. Чувство самосохранения не било об опасности. Должно быть, осталось в тепленькой ванной и не беспокоится. Рубануть, может, по ней огоньком? Только вот так лень. Почему случайности происходят, когда к ним не готов? И тут заплутавшая красотка бросила фразу, от которой Рубеус чуть было не подавился. "Кто еще в доме" - звучит как "а взрослые есть дома". Оскорбительно. Вот теперь он просто не мог ей этого пропустить.
- Дома только я. - Не моргнув, соврал Рубеус, откидывая со лба мокрые прядки и глядя куда-то в пустоту. - Придется брать, что дают.
Кто и где шатался, его интересовало мало. Последнее время Клан редко собирался. Нет, не за обеденным столом, хотя соблазн устроить такое щекотал изнутри. Поставить Изумруд у плиты не выйдет, чего уж мечтать. Придется самому нацепить хорошенький фартучек с грибочками и мишками, заказать еду из ресторана и красиво разложить ее по тарелкам. Неведомой магией собрать всех этих разбежавшихся по углам болванов и приклеить к стульям. Привязать. Миленький будет семейный ужин. Если быть уж до конца честным с собой, Рубеус уже утомился быть один. Едва началась вся эта заварушка, члены Клана плавно разбежались каждый по своим делам. Даже бестолковый договор с Изумруд вылился в одиночество, к которому огненный не привык. Как назло, не было и потерянных Призрачных Сестер, чтобы можно было подергать хоть их и поиздеваться над ними. Никого нет. Так что юноша даже обрадовался возможности хоть с кем-то... поиграть. "Это будет стоить тебе жизни" - орало из ванной чувство самосохранения, но немного запоздало.
- Конечно. Я поведу. Только оружие свое убери. - Обрадовано заявил юноша, пряча улыбку.
Он сделал шаг вперед, придерживая свое полотенце, будто оно могло защитить его от всего на свете. Положив свою руку на плечо ночной гостье, Рубеус закрутил пространство вокруг них, моментально оказавшись посреди теплой, пропаренной ванной комнаты, где все еще горели свечи и пахло маслами и пеной. Да, он окончательно обнаглел и нет, он не хотел идти по лестнице и темному дому лишние тридцать секунд. Отпустив плечо девушки, едва очертания комнаты встали на место, юноша с плохо скрываемым удовлетворением смотрел, как медленно и красиво она падает в пенную ванную во всей своей одежде. Вода рванулась из ванной с возмущенным всплеском, унося розовую шапку пены в канализационный слив и обильно облепив пострадавшую.
- Ой. - Пожал плечами Рубеус, самодовольно улыбаясь. - Извини. Помочь вылезти?
Он осторожно пододвинулся по мокрому полу и протянул ей свою руку.

Ловись, рыбка, большая и маленькая! Жаль, что ванна такая маленькая. Приближаясь осторожно к четырехконечному  зверю на чугунных ногах, Рубеус не исключал возможности промокнуть. Да чего терять? Голым. Меньше всего хотелось поскользнуться и сесть на шпагат, примерившись как раз на белый кафель. Строго говоря, и любой другой пол для этого не подходил. Не лучшая из него балерина, чего скрывать. Но этого сейчас и не требовалось. Девица, падая, посягнула на то единственное, то так ревностно оберегал последний час Рубеус, от самого начала вечера и до сего момента. Полотенце. О, нет. А он уже подумывал воздеть его как белый стяг непорочности над самыми маковками заброшенного дома! И плевать, что оно не большое! Зато махровое и с крупными буро-красными сердцами! Но, увы, последняя линия обороны непорочности пала, как и сама монашеская невинность. Подумать только, раздели! Полностью! Ворвались в дом и сняли последнее! Что за люди.
Ухнувшись в ванну, Рубеус уперся в бортики руками, затем, разворачиваясь, уселся в остывшую воду, вытеснив большую часть жидкости. Ноги не очень удобно торчали, свешиваясь почти до пола. Большая часть свечей смылась и погасла, остались лишь те, что теснились у противоположной стены. Лица сидящих в ванной погрузились в рваный полумрак, придавая им восковую ирреальность. Намокшие шмотки, вобравшие в себя большую часть мыльной и пенной воды, отправились почивать на пол, не нужные больше. Что за времена, что за нравы! Впрочем, Рубеус вложил свою малую толику в движение по избавлению от мокрого и грязного. Когда все оковы были окончательно уничтожены, он потянулся через сидящую так же неуютно боком, как и он, девушку, к крану. Да, они сидели в рядок, свесив ножки, которые быстро мерзли. Голые.
- Настрой нормально там кран с горячей водой, чтобы не ошпарило, или двигайся ближе! - Потеряв терпение в неравной борьбе с настройкой воды, не выдержал Рубеус.
События последних десятка минут его мало беспокоили. Нет, он вовсе не считал, что лазающие по чужим домам девушки безопасны, когда обнажены, напротив. Опасность ласково щекотала нервы, сидя себе спокойно на краешке раковины и нашептывая страсти. Благо, Похоть находилась рядышком и с нахальнейшей улыбкой подсказывала, что та самая раковина укреплена хорошо, и можно бы ее использовать в разумных пределах. Фантазия подсказывала, что бедная раковина не последнее место на земле и, более того, не последнее в комнате!
- Успокоилась? - Осторожно поинтересовался он, делая выбор в сторону Самосохранения (вот уж кого не ожидали). - Подсказываю: если набрать воды потеплее и лечь вдоль, а не поперек, то можно поместится целиком. Двоим.
Бесполезное уточнение, но Похоть подняла вверх большие пальцы, а Фантазия начертила пару схемок и подмигнула.

Ах, как первоначально хорош было тот вечер! Покой, тишина, да вся ночь впереди! Подумать только, что именно Рубеус не так давно страдал от безделья и обременялся одиночеством. Вот что значит потерять нечто ценное, о существовании чего даже на задумывался. С незваной гостьей нужно было быть всегда наготове. Странно, но опасности он не чувствовал. Ах, важное уточнение! Прямой угрозы жизни. По неосторожности или случайности смерть все еще не исключалась. Даже когда эта дамочка плясала с нептуновым трезубцем, Рубеус не так уж и напугался. Удивился, скорее. Ну, а в целом, девчонку можно было сравнить с пенным напитком в закрытой бутылке. Никогда точно не знаешь, как он себя поведет.
- Что еще не так с моей температурой? - Насторожился Рубеус, следя за движениями девушки.
Так, срочно нужно авторитетное мнение со стороны: можно ли сказать, что он сошел с уа, если плещется в ванной с какой-то дикаркой? Спокойнее. Под одеждой у нее, вроде бы, оружия не оказалось и сейчас ей его прятать точно негде.
Ванна наполнялась горячей водой, тело вновь блаженно расслабилось, легкие покалывания разошлись по коже. Что же, даже когда в этом крошечном тазике не было еще одного человека, то Рубеус едва помещался, подтянув ноги чуть ли не к самому подбородку, а теперь места не осталось вовсе. Удобного расположения в таком ракурсе не было. Девушка, не особо стесняясь, выбивала себе местечко получше, оттесняя его с занятых позиций. Территориальная война закончилась тем, что бортики ванной заняли его ноги, грудная клетка едва вместилась на покатый край ванной, а стопы упирались в стену. Вот еще информация: под обличием вредной бродяжки скрывалась достаточно аппетитная и фигуристая дама, расположение которой относительно его тела наводило на очень здоровые и бодрые мысли. Её будто бы случайные прикосновения, каждое неловкое движение с тягучей печатью опасности щекотало нервы, стягивая мышцы кольцами хвоста саламандры. Поглядывая сквозь прикрытые веки на плывущую в пару ванную, юноша четко ощущал, что в этой картине чего-то не хватает. Прикосновения обжигают, но и этого недостаточно. Крадутся в завораживающем танце тонкие пальцы. Приближаются... Взирая на это с ленивой скукой, пролегшей скептической складкой губ, он позволяет ей с собой играть, проверяя, насколько далеко зайдут ее желания. Прозрачная горячая вода смыкается над головой, но Рубеус на удивление спокоен. Как долго она сможет держать его против воли? Его глаза медленно открываются. Ах, вот оно что! Вот! За переливающимся тенями и светом куполом танцует призрачный образ, объятый пламенем волос, напитавшихся темнотой. Тут. Не хватает. Красного. Как он не мог понять этого раньше? Проклятая вода. Сейчас самое время пожалеть, что она настолько горяча. Уж лучше бы покрытое корочкой льда озеро. Вырываясь из водного плена, Рубеус садится, почти сталкиваясь с девушкой. Хлипкие огни сонных свечей изнутри наливаются красным, вспыхивая ярче, а к нескольким затопленным возвращается жизнь. Лопающиеся пузырьки пены во много крат отражают пропущенный через себя свет, прячась в парной горячей дымке, исходящей, казалось от самого тела покрытого бликами огней юноши. Его пальцы игнорируют все предостережения, захватывая волосы непокорной гостьи на затылке и заставляя ее запрокинуть голову. Вторая рука ложится на ее талию, жестко привлекая ее тело ближе, на себя.
- А не наплевать ли тебе на мое имя? - Жестко спрашивает он.
Вода более не переливается через край. Она превращается в пар, не достигнув слива в полу. Белесая дымка плотно укрывает все вокруг, но свечи упрямо теплятся на своих местах.

В огне безумно расширенных зрачков сгорит все. Города и страны падут, само время разлетится мусором, от праведности не останется и следа. Пламени всё равно, что пожирать, его невозможно уговорить и попросить отступить, от него невозможно спастись. Можно посвятить всего себя поклонению ему. Можно положить миллиарды лет развития цивилизации, пройдя путь от кровавых жертв и культов до каменных очагов, нарисованных на тонком холсте установленных экранов. Можно бросить в огонь всего себя, без остатка, но он не поймет такой жертвы. Ему все равно, и пламя спокойно, как и сама смерть, рано или поздно приходит за всеми. Огневые сполохи расходятся в глазах, когда внутри выгорает все дотла, дева лихорадка жадно припадает к губам, гладя холодными тонкими руками объятое агонией тело, и каждая клеточка пылает, распадясь на никчемный пепел и воду. Что останется после него? Говорят, что после такого опустошающего урагана не остается ничего. Глупости. Всегда остается что-то.
Губы, будто напитанные лавой, вдохнули в пылающее тело обжигающее безумие. Столь прекрасное, вожделенное и сладкое, плывущее по горлу смертельным ядом с запахом миндаля. Вот из блеклой, живой и дышащей темноты тянутся искрящиеся светом руки. Пустой капюшон склоняется к самому лицу, когда Рубеус начинает задыхаться. Слова летят и опадают лепестками к ногам, не имея больше значения. Они становятся шепотом, никчемный фоном, оттеняющим самое главное - он умирает. Призрачные пальцы плотно охватывают шею, медленно сжимаясь, а смерть сама заглядывает в его лицо, намереваясь не пропустить вожделенный миг, когда птица-душа окажется вытесненной из горла и умчится в пустоту зияющего провала под капюшоном. Каждую ночь эти руки душат его, давят на грудь и он просыпается в холодном поту. Рубеус выбрал себе в качестве постели максимально неудобную кушетку, торчащую прямиком напротив огромного грязного окна, холодную и узкую. Неудобства не дают уснуть, каждый поворот разбивает тонкие кружева дремы, и сны не приходят. По несколько часов. Каждый день. Этого достаточно, чтобы не повредится рассудком и сохранить видимость нормальности. Этим он и занят последние недели. Но организм не подчинен своему хозяину полностью и сны все равно приходят. Тогда руки вновь начинают душить. Тогда он снова просыпается, забывая, что спит. Всё реально каждый раз и Рубеус не может отмахнуться от жестокого кошмара. Пальцы и сейчас не выпускают его, не оставляя ни единого шанса. Воздуха меньше, легкие горят, тело дрожит и он умирает, чтобы в новую же секунду оказаться в том же кошмаре. От этого сна он не может проснуться, и ему не хватает сил отбросить от себя сжатые в стальной хватке пальцы. Снова мертв. Снова удушье. Цикл не останавливается, и даже смерть не может стать избавлением. Просить пощады бесполезно. Бессмысленно умолять о смерти. Выхода нет. Нет больше огня и жара. Рубеусу не хватает сил на поддержание его, в глубине глаз пропадает последняя искорка. Только мрак. И смерть. Снова смерть. Снова. Еще раз. Не за что зацепиться, не за чем сражаться.
Пальцы обессилено скользят по бархатной коже, таят прикосновения, становясь более невесомыми. Вырванный злой поцелуй перестает вызывать хоть что-то в угасшем сознании, объятом страхами прошлого. Гаснут свечи одна за другой, пламя которых срывается, как листья осенью. Мелкая дрожь проходит по расслабленному телу, и жесткие губы в последнем своем желании собирают кровавую жатву. Острые клыки впиваются в ее живые чувственные уста, и мелкие ранки вплетают солоноватый привкус в увядший было поцелуй. Крадущиеся по спине девушки руки сжимаются на ее талии, жестким движением он усаживает ее на себя, и обоюдная боль заставляет размежить губы, выдыхая прямо в поцелуй. Кошмар всё еще не оставляет сознание, но начинает блекнуть его холодная тень. Огненные всполохи вновь начинают оживать где-то внизу живота, когда каждое движение напитано жидким пламенем. Оставшиеся свечи боязливо подрагивают.

С беспощадностью огненной страсти сминаются все преграды. Острой болью разбегается по телу удовольствие. В каждом прикосновении взрыв, и воздуха критически мало. Горят легкие, пылают глаза, и облачка пара заволакивают комнату. Сердце бьется неистово, яростно, будто бы оно единственный рубеж, последняя точка опоры, удерживающая сознание. Вся она превращается в его руках в жидкую медь, плывущую по пальцам, обжигающую, наносящую кружево отметин на смуглую кожу. Безмолвно тают и погибают свечи, не способные выдержать конкуренции, бросая последние затухающие всполохи, высвечивая капельки воды, скользящие по обнаженным телам. Последним печальным огоньком теплится крошечный, едва живой источник света, облизывая длинными рельефными тенями комнату. Вздрагивает. Темнота поглощает все вокруг. Тонкая изящная красота ее гибкого тела остается в памяти строгой фреской, произведением искусства и руки скользят по спине, вырисовывают пламенные поцелуи губы, когда каждая капелька воды давно напитана солью, оседающей с каждым прикосновением на кончике языка. Пальцы смыкаются на груди, заставляют девушку откинуться назад, прогнуться. Губы накрывают темный ореол соска, оставляя влажную дорожку, пронизывающую чувствительную кожу щекочущим холодом от его дыхания. Невозможно неудобно, чтобы ты не делал. Однообразность позы оскорбляет фантазию, наполненную таким количеством вариантов, что хоть волком вой от невозможности их воплотить. А темнота только подстегивает, дразнит несбыточным, упущенным. Ах, он позволил поймать себя, загнать в угол с чугунной покатой спинкой. Так вот почему люди предостерегают от ночных воров, забирающихся в чужие дома! Они приходят без спроса и берут все, что могут найти внутри. Они решают сами, насколько покладистыми и смирными они будут, а хозяев застали врасплох, им невдомек что они обречены на диктатуру. Да, Рубеус никогда не был особенно сведущ в дипломатических разговорах с психами, только вот большая часть по какой-то причине прямо таки прилипает к нему. Почему же это, интересно? Возможно, имеет смысл рассмотреть сам способ знакомства? Нет, его пока что не было. Только дамочка запустила свои пальчики прямиком в сокровенные ужасы, вывернула наизнанку то, что спрятано и тупая боль в затылке все еще не оставляла юношу. Кончики пальцев покалывало тупыми морозными иглами, а страх все еще дрожал в сознании. Древний плащ, скрывающийся под капюшоном мертвец - вот что мерещилось теперь в дальнем темном углу. Ему бы не хватило смелости столкнуться с таким кошмаром лицом к лицу, пусть при изменчивом неверном свете свеч, но все же. Накинувшаяся темнота теперь стала для него союзником, в ней можно было укрыть все свои слабости и страхи. Ночная гостья не заметит этого, не рассмотрит никогда, а он не проявит слабости и не позволит этого видеть. Выискивающие слабые места любопытные губы впились в ее резким глубоким поцелуем, без шанса на доступ к крупицам воздуха. Пальцы требовательно сжались, а перед плотно смеженными веками поплыли искры, точно того же цвета, каким щеголяли волосы девушки при свете. Внутри все горело, точно такое же пламя, но ледяное, не опускало сознание, памятуя о страхе. Резкие сильные движения, отзывающиеся толчками внизу живота, опаляли тело, сводя судорогой мышцы. Оторвавшись от ее губ, Рубеус судорожно вздохнул, сжимая ее бедра в последнем движении, за которым наступила туманная слабость, пронзившая вдоль позвоночника тело.

Расплывшаяся по телу слабость ударила волнами, выпивая остатки сил. Кончики пальцев онемели, мышцы ломило от отпустившего секунду назад нестерпимого напряжения. Пар давно разошелся, убегая через многочисленные щели и дыры, холод пока не сменил безумный огонь, но уже топтался рядом, ожидая своей возможности и покусывая за коленки и плечи. Вот так дело. Вот так воры пошли. Ни стыда ни совести! И куда только старушки у своих магазинчиков смотрят? Ни тебе сварливого кряхтения, ни тебе упрекающего взгляда вслед "распоясавшейся молодежи", вот и распустили! Рубеус провел пальцами по ее спине, чувствуя как сохранившиеся еще на коже капельки воды и пота сползают вниз, следуя за его движениями. Мягкие, растворенные в холодном шелке ощущения окутывали тело. Последние звуки, что они произнесли почти вместе, разделив на двоих оставшийся воздух, давно растаяли, уползли вместе с сырым паром. Теперь только слабость и тишина, разбавленная глухим бормотанием льющейся воды. Ах, она еще идет? Ну надо же. Поведя плечом, он поморщился, ощущая ленивую слабость в каждой мышце. По крайней мере, можно сказать, что убивать его эта своенравная дамочка не собирается. Если, конечно, это не ее способ убийства, что тоже возможно. Шершавые пальцы скатывали с ее плеч и спины капельки, убирая и перекладывая медь длинных волос. Они промокли лишь частично, стали горячими и жесткими на ощупь. Это все, что сейчас мог сказать про нее Рубеус. Какая она сейчас на ощупь. Он закрыл глаза и ткнулся затылком в стенку за собой. Помимо обычной темноты перед внутренним взором пробежал и недавний кошмар, и страх снова поднял свою змеиную голову. Он вздрогнул, будто задремавший человек, проваливающийся в пропасть кошмара и открыл глаза. Ничего не изменилось. Темнота осталась такой же непроницаемой, и если бы не ощущение, что девушка все еще рядом, он готов бы был поклясться, что к нему тянутся костлявые руки смерти. Этого быть здесь не могло.
- Итак, - делая безуспешную попытку выбраться из ванной, начал он, но решительно оборвал свою речь, до тех пор, пока не оказался обеими ступнями на полу. - Надо полагать, что у тебя дело все же более важное, чем это? Чего ты ищешь, возмутительница спокойствия?
Снова благодарность госпоже Темноте, которая сделала его выпутывание из плена сплетенных конечностей не столь комичным. По велению глаз цвета бургундского вина, вспыхнуло несколько свечей, разогнав благостный полумрак и нарядив ванную комнату ожерельем кривых теней. В извивающихся языках  пламени виделись переплетенные тела, будто его собственный огонь проследил за ними и напоминал с восторгом.
- Зачем ты пришла сюда и что искала? - Продолжил он, стаскивая с вешалки полотенце с огромным зайцем (когда приходится воровать, не особенно смотришь на рисунки).
Кажется, она что-то там говорила и кричала, когда была внизу? О, точно. Поесть бы. И там вино должно быть. То, что нужно. Обтираясь, он развернулся к девушке.
- Как бы чудовищно это не звучало, но меня зовут Рубеус. - Упрямо поджав губы, нехотя сообщил он.
Снова в груди поднялось глухое недовольство и восклицания в адрес времен и нравов.

Она вдруг начала изъясняться странно, рвано. Нехотя выплевывая слова, плохо связанные смыслом с странным выговором, ворчанием и внутренним недовольством. Она вдруг стала напоминать былинную ведунью, чудную, не от мира сего. "А вот, яхонтовый, чего похитили, сказать не могу. А ты пойди на рассвет, да повернись три раза вокруг себя на семикрестке былинном. Авось, Триглав-ненасытный заприметит тебя, горемычного, да примет за почесть, ему уготованную. Уж тогда, родимый, познаешь ответы на все вопросы свои, да поздно будет" - кося синеватыми глазами с бельмами говаривала когда-то древняя ведьма, в сарае у которой пылилась-ржавела короткая коса да полушубок мехом наружу. Но это совсем не из этой жестокой сказки. Хотя, стиховая прибаутка многим объединяла старуху из сказок и эту юную с виду девицу. В конце концов и та тоже была молодой когда-то.
Полотенце, которым он намеревался утереться, было тоненьким, почти как казенное. Оно и не вытирало вовсе, скорее размазывало по телу воду, едва впитывая. Оставаясь полусырым, Рубеус все еще страдал от духоты и жары. Ему не доставало холода чтобы полноценно остыть и от разгоряченного тела поднимались легкие облачка пара. Что-то невнятно буркнув и соображая, чего там она себе говорит, юноша толкнул дверь из ванной и бессовестный сквозняк тут же хватанул по ногам. Плитка тут же остыла. Неверная непостоянная текстура слишком легко впитывала жару, раскаляясь, но так же легко и отдавала ее. В своем первоначальном состоянии, будучи еще необработанной глиной, изразцами, она бы сохранила тепло очень надолго, но после встречи с огненными печами меняла саму природу свою необратимо. Кто из них двоих сейчас побывал в печи? Что горячее - безумие или сам огонь? Пожалуй, глубокими размышлениями натощак не предашься, да и не славился Рубеус размышлениями о смысле жизни и отношениях. Все то у него легко. Все проходило мимо, никогда не касаясь. Слишком недостаточно. Слишком просто. Истерики? Скука. Ревность? Ерунда. Привязанность? Это же слабость! Да идите, вы все куда кто хочет. Хоть бы и к алмазам, все равно. Но нехорошее ощущение возвестило, что далеко не все равно. Принц это правитель. Что он может ему противопоставить? А придется. Придется подняться над собой, отказаться от наплевательского отношения. Придется дать Изумруд то, чего она желает так страстно. Только вот чего? Юноша прекрасно понимал, что леди нужна далеко не корона. Точнее говоря, не только чертова корона. Но окончательно найти ответа не мог. Не сходилось все. Впервые в жизни ему приходилось проникать в эмоциональную составляющую жизни и это бесило, раздражало до невозможности. Совсем не странно, что успокоился и упорядочил он свои мысли окончательно только сейчас. Он все еще колебался, решительно не зная, готов ли он занять место принца Алмаза. Только это нужно. Для продвижения вперед. Всем вместе. Для его роста и продвижения, в конце концов.
- А не рано ли клеймо поставила? - Усмехнулся он ей вслед, переведя взгляд на алые борозды на плечах, едва заметные в неровном свете. - "Мой"? Так этого недостаточно, так и знай, возмутительница спокойствия.
Одеваться не хотелось решительно. Влезать в грязные тряпки после освежающей парной ванной считалось преступлением, но выхода особо не было. Еще одного дефиле в одном полотенце по холодному дому он бы не выдержал. Волосы липли холодными прядями и капельки воды сползали с них по спине и затылку, покрывая кожу мурашками. Он быстрым жестом напросил небольшое полотенце на голову девушке.
- Я задал вопрос. И не один, если ты заметила. Мне нужны ответы. - Выпрямляясь, сообщил он. - Мы еще можем вернуться к самому началу и пляскам... Но тут нет вилок из пластика. Можешь взять кусок мыла. Это новое для тебя оружие, но ты им быстро овладеешь.
Рубеус не собирался отступать.

Помимо угрозы жизни и опасности есть еще множество всяческих чувств, которые может внушать та или иная фигура. Вожделение, желание защитить, смущение, ненависть - вот тут кому что, не угадаешь. Заблудшая в пустой дом рыжая беспризорная кошка будто была создана для того, чтобы ее отмывали в ванной, всячески приводили в порядок и не спрашивали где она шатается и для чего. Должно быть, сама ответа на вопрос не знала. Встречались и такие. Спрашиваешь прямо, а она ручки сложит под грудью и дуется только - милый, мол, догадайся сам! Да как тут догадаешься, когда мыслей не читаешь и вообще слабо представляешь, что там у этой дамочки в голове творится? Хотелось бы хоть раз в жизни собрать большую женскую конференцию и озадачить их созданием логической линейки. Вот, типа, если выберешь вот это, то есть шестьсот возможных вариантов развития событий, за которыми пойдут еще триста. Правда, такая конференция закончится дракой и молчаливой обидой. Как известно, женская дружба и взаимопонимание существует только при одном уточнении, что есть им против кого "дружить" и никак больше.
Рубеус с сомнением повел пальцами, надеясь вырваться из силков. Не привычно так разгуливать - ручка в ручке. Никто никогда не позволял такой беспардонной близости к нему, а может и просто никому не хватало на это смелости, но протестовать сейчас поздно и несколько глупо. Кошка-воровка знала свое дело на "отлично". Юноша устало прикрыл глаза, предполагая возможную реакцию на появление их обоих пред очами грозными соклановцев. Как эффект будет сильнее? Под ручку просто? Юноша с сомнением посмотрел на жмущуюся к его рукам девушку. Худенькая, маленькая.
- Подожди, - буркнул он, подхватывая ее на руки. - Не хочешь говорить?
С легкой полуулыбкой Рубеус направился в свою комнату, прижимая рыжую к себе. Кто-то что-то у нее украл. Алмаз? Сапфир? Что же тогда будет, если она их отловит? Нападет с пластиковым оружием, вопя свою несуразицу. Погибнет, скорее всего. А если у нее хватит сил на большее? Ерунда всяко выходит.
- Вот что. - Поджимая губы и хмуря лоб, он протиснулся в дверь на свой грязный полу чердак, толкая дверь ногой. - Если виновен кто-то с точно таким же знаком, то его можно подождать тут. Но никаких нападок. Посмотрим что ты предложишь в обмен.
Он опустил девушку на кушетку и бросил ей висевшие тут же, на спинке, спортивные штаны и куртку. Широковаты, надо полагать, но тут и не магазин.

В пыльной темноте белки глаз стали почти черными, малейшие частички света отражались от них, высвечивая на темном, почти черном лице. Эмоции не могли быть заметны, даже малейшие складочки и изменения тонули в благоприятном мраке. Впрочем, усталость сейчас у них одна на двоих. Да и с этим еще можно было бы поспорить.
- Обмен - потому что это просто. - Процедил сквозь зубы Рубеус.
Он уже понял, что ход ее мыслей во многом отличается от общепринятого. Хоть он не никак не отразил этого, но слова ее от юноши не ускользнули. Она не из этого мира. Много ли их еще сошлось здесь под парадом планет? Предположительно, конец всему сущему наступит на рубеже тысячелетий. Событие значимое, громкое и даже человек из далекого будущего не может утверждать, что этого не свершится. Конец дней? Возможно. Тогда осталось не так много. Хотелось бы до этого сохранить хоть какой-то вид избранного благородства. С убийствами и обманом. Сохранить Клан.
- Обмен это вариант. Хороший. Просто так никто ничего не делает, а когда предложена цена за услугу или вещь, всё приобретает смысл. Если тебе нечего предложить, то предложу я. Ты получишь свою вещь. Я верну ее тебе, если ты поможешь мне. Все то время, пока я не воплощу свое обещание в жизнь, ты будешь рядом. Ты не попытаешься вернуть ее сама, потому что теперь это моя задача. Твоя задача - помогать мне. Никогда не нападай на людей, у которых увидишь точно такой же знак. - Слова текли лениво, медленно, важность их будто проскальзывала мимо, когда Рубеус указал на перевернутый полумесяц, невидимый в темноте, окружающей его.
Юноша не верил в то, что говорит. Могли ли его доводы дойти до ее внимания? Да. Но она не примет их. Как не странно, он уже знал вариант развития этих событий еще до того, как они начали происходить. Рубеус опустился перед Аммут на пол, присев у края кушетки. Он просто не знает как разговаривать. Тогда не нужно. Его губы коснулись острых тощих коленей девушки. Холодные. Последние капли воды уже испарились, оставляя горьковатый мыльный привкус и разрешая сквознякам слизывать остатки влаги. Рубеус провел ладонями по ее бедрам. Резкий контраст горячих темных рук и молочно-белой кожи заметен даже в сумерках. Пальцы скользнули под мешковатую куртку, собравшуюся складками. Пожалуй, да. Говорить больше не о чем...